монолог

Что связывает Тома Круза и Елену Ваенгу? Продюсер шоу «Вечерний Ургант» пытается понять, какой должна быть настоящая звезда.

В Петербург почетным гостем «Фестиваля фестивалей» въехала Мерил Стрип. Так культурную столицу даже на юбилей не трясло. Вся Петроградка кипела, на Невском тучные мужики с фотоаппаратами пытались узнать в каждой русоволосой звезду. На пресс-конференцию рвались, как на концерт Майкла Джексона в Москве, но уже с болезненным энтузиазмом начала нулевых. Да, она много слышала о прекрасном северном городе, ее дочери обожают истории про убийства, поэтому они уже посетили Спас на Крови, нет, в Мариинском она еще не была. Когда зашумели, Стрип улыбнулась: «Тише! У нас ведь пресс-конференция!» И хитро подмигнула всему залу. Царица. 

На выходе курила группа журналистов. Витю из газеты я знал. «Ну как тебе?» — спросил я. «Да ну... — махнул пэлмэлом Витя. — Какая-то не звезда она!»  «Почему?» — «Мне организаторы рассказывают: позвонили ей уточнить по билетам, по графику. Спрашивают: «В каком отеле вас поселить?» А она: «Все равно». Они не поняли, переспрашивают: «В каком смысле все равно?» — «Вы ведь в плохом меня не поселите». Разве это звезда? Вот я бы на ее месте...» 
 

Витя, конечно, был идиот. А Мерил Стрип, конечно, была звезда.

Прошло десять лет. Я отбыл главное редакторство, работал издателем, тружусь продюсером на лучшем шоу нашего телевидения, преподаю. Мои студенты спрашивают: «А кто запомнился больше всего?» И я вспоминаю эту историю про Мерил Стрип. Студентам хочется слушать еще: «А звезды — они вообще какие?» Чистый, как слеза комсомолки, вопро­с. Когда редакцией журнала «Собака.ru» готовились к съемке Людмилы Гурченко, было страшновато. Шляпы, платья, дорогой отель, шампанское. Все приготовили, дрожим. Людмила Марковна красиво села на скамеечку — сфотографировали. Встала у камина — щелкнули. Изогнулась ивой — запечатлели. Но что-то не то. Мы-то, сопляки, лишнее слово боимся сказать. «Слушайте! — поморщи­лась Гурченко. — Давайте я на пол лягу!» 

Я не знаю, какие они — звезды. На «Вечернем Урганте» у нас были и Джастин Тимберлейк, который после утомительного перелета и четырехчасовых пробок из аэропорта отработал эфир так, что, казалось, выпрыгнул только что из спа. И Роберт Де Ниро, немногословный расслабле­нный мужик. Уилл Смит с сыном, вместе с Иваном выдавшие безуп­речный рэп под Get Lucky. Прекрасная актриса Марина Александрова как-то сказала: «Понимаешь, их там учат не только системе Станиславского. Их учат общаться с прессой, как на публике себя вести. А у нас этого нет». Маринина правда. За то недолгое время, что я факультативно осваивал актерское мастерство, мне открылось, что в России профессия актера — чистая. Без примеси публичности. Невзирая ни на какие запросы времени. Актер-певец у нас гол как сокол. 

 

«Понимаешь, их там учат не только системе Станиславского. Их учат общаться с прессой, как на публике себя вести. А у нас этого нет».

Вот вам жизнь абстрактной актрисы: репетиции, съемки в сериалах, гастроли с театром, репетиции, съемки. А всем жуть как охота услышать от абстрактной актрисы про ее личную жизнь. Куда она ездила отдыхать, что готовит дома — и чтобы с рецептом. И чтобы истории из детства и фотографии со свадьбы, не прилизанные фотошопом, а домашние, смешные. А актриса измучена жизненным алгоритмом. Ей хочется красоты и уважения. Какие домашние фотографии? Какое детство? Я звезда! 

Когда на «Вечерний Ургант» приехал Том Круз, мы открыли рты. Он был единственным гостем, кто здоровался абсолютно со всеми. С осветителями и операторами, уборщицей — вплоть до рабочих, укладывавших кафель в коридоре. Он пусть сайентологически, но лучился. Когда заканчивается запись программы, охрана выводит суперзвезд из зала, пока к ним не рванули зрители. Том Круз отодвинул охрану и нырнул в самую толпу. Он жал руки, обнимался, жадно фотографировался и фонтанировал комплиментами. Короче, вел себя как обыкновенный фанат своих фанатов. Учили ли его этому, натаскался ли он за тридцать лет карьеры? Это было абсолютно не важно. Том Круз бил ключом, и цветы вокруг него распускались. 

 

Том Круз отодвинул охрану и нырнул в самую толпу. Он жал руки, обнимался, жадно фотографировался и фонтанировал комплиментами. Короче, вел себя как обыкновенный фанат своих фанатов.

«А из наших кто вам запомнился на «Вечернем Урганте»?» — спросили студенты. Конечно, сам Ургант. Звезда, которую мы заслуживаем. Уже три года я каждый день испытываю трепет перед мозгом своего начальника. Я до сих пор не понимаю, как он делает то, что делает. Как в его голове слова складываются именно в те предложения, от которых мы смеемся до коликов. Как столько самоиронии вместилось в одного парня и почему никто больше так не может. Вот же, актеры-певцы, смотрите, учитесь — вот наглядное пособие, как быть звездой. Как держать интерес к себе тем, что делаешь, а не скандалами в инстаграмах. 

«Ну, это понятно, — кивают студенты. — А из гостей кто вас потряс? Может, иностранцы?» Кто потряс — вторая слеза комсомолки. Сейчас начистоту. Когда первый раз к нам должна была прийти Елена Ваенга, мы не знали, чего ждать. Над передачей ведь работают люди разные — от хипстеров до ветеранов телевидения. У каждого свое мнение. На репетиции я что-то объяснял Елене. «Уйди, бес!» — хлопнула она меня по спине. Заулыбалась куда-то. Но вот передачу записали, и хипстеры побежали к ветеранам: «Какая же она крутая!» А что такого сделала Ваенга? Ничего! Собой была, одержимой, со своими реакциями и импульсами — сорвалась с кресла, побежала к клавишам, петь начала. Удивлялась и хохотала. Смотришь и думаешь: «Так вот почему на нее тысячами валят. Это же как извержение вулкана — не отор­ваться». «Ваенга? — разочарованно охают студенты. — А мы думали, Джаред Лето». Студентам хочется модных ответов, чтобы они совпадали с их лайками. Нет, ребятки. Ваенга. Конкретно Ваенга. 

 

Вот же, актеры-певцы, смотрите, учитесь — вот наглядное пособие, как быть звездой. Как держать интерес к себе тем, что делаешь, а не скандалами в инстаграмах.

В Ереване есть дом-музей Сергея Параджанова. Директором работает Завен — дружил с Параджановым, а теперь следит за его работами, принимает гостей. Он водит меня по этажам, показывает панно из разбитых чашек, картины из фотографий и перьев, тюремные рисунки Параджанова — на спичечных коробках. В маленьком кабинете Завена всегда есть коньяк. Сели. «Сережа настрадался, конечно, от советской власти. Он и десятой части того, что хотел, не сделал. Не давали, запрещали, сажали. А вон сейчас о нем — воспоминания, выставки, статьи». За окном морось и вид с холма. «А Параджанов — звезда?» — спрашиваю. «Нет. Он гений. Ты «Тени забытых предков» смотрел? Помнишь, как Иванко и Маричка любили друг друга? Ну вот. И звезда у них была своя в небе. Сверкала. Звезда — это любовь. Человек звездой может быть, только если сильно любит!» 

Как же сильно любит Мерил Стрип! После рождения каждого ребенка она на год отказывалась от любых ролей. Она просто хотела каждый вечер укладывать малышей. Папа нам с братом в детстве на ночь читал стихотворение «Мы бежали и спешили». На последних словах я всегда плакал: «...добежали мы до вечера, видим — дальше бегать нечего: в небе звездочка зажглась, надо жить не торопясь...» Так вот, ребята, на следующий день после пресс-конференции был ужин. Мы, журналисты в свитерах, сидели с Мерил Стрип за длинным столом. Первые минуты скованного молчания она прервала сама: «Друзья, два вопроса — кто хочет со мной сфоткаться и когда же нам дадут выпить?» Вот тогда мы увидели и как звездочка зажглась, и как надо жить. А теперь, дорогие студенты, марш на танцы! 

Текст: Андрей Савельев.

http://www.gq.ru/magazine/columns/100053_andrey_savelev_rasskazyvaet_kak...